Реанимация чувств [= День за ночь ] - Ирина Степановская

– Минутку, – сказала Тина. – Свои, Чарли, свои! – И, успокоив собаку, включила в коридоре свет, чтобы Азарцеву было лучше видно.

– Да ничего страшного! – сказал Владимир Сергеевич после секундного разглядывания замка. – Просто ткань платья сбоку попала в "собачку". Сейчас я ее освобожу!

Но сделать это оказалось не так-то просто. Во-первых, ткань заело достаточно крепко, а во-вторых, Азарцеву мешала сосредоточиться спина Валентины Николаевны. Причем именно те особенности кожи Тины, которые ужасно не нравились ее свекрови.

"Да она у тебя будто лягушка пятнистая!" – как-то с раздражением сказала свекровь сыну, однажды увидев, как Тина переодевается (ее спина была покрыта веснушками). Тот только плечами пожал. А вот Азарцева веснушки Тины почему-то умилили. Он наклонился к застежке и почувствовал теплоту живой кожи, не молочно-белой, а желтовато-розовой, именно того оттенка, что называется "персиковый". И по всей ее теплой персиковой спине были разбрызганы небольшие желтые пятнышки, будто осколки солнца. Все это нежное великолепие благоухало, словно воздух в жаркий летний день где-нибудь на прогретой солнцем поляне. И еще Азарцева ужасно взволновали черная бретелька комбинации и кусок кружевного черного лифчика, видимый в открытой части спины. Ему ужасно нравилось, что лифчик не болтается на спине, как у худосочных манекенщиц, а мягко вдавливается в здоровое, ароматное тело.

– Ничего не получается! Придется снимать платье! – промучившись с минуту, наконец сказал он, причем без всякой задней мысли.

– А как снимать, если оно застряло! – воскликнула Тина. – Если бы можно было, я бы уже давно сняла!

Она тоже взволновалась. Ей было ужасно приятно, что он вот так близко копошится за ее спиной. Но платье снимать не хотелось. Тина представила, что Азарцев увидит ее слегка выпирающий животик, далекий от идеала, который настойчиво преподносят журналы мод, и ей стало не по себе. Все-таки ведь не рассматривать ее он приехал!

– Давайте осторожно стягивать с плеч! – сказал Азарцев и осторожно, но сильно стал настойчивыми движениями стягивать платье. Валентина Николаевна замерла. Движение молекул в мире остановилось. Они с Азарцевым стояли в опасной близости друг за другом, почти прижавшись, в залитом светом коридоре ее квартиры и не слышали ничего вокруг, в том числе и то, что Чарли вдруг стал тревожно поскуливать. Задетое ненароком черное пальто Тины упало с вешалки и валялось на полу. Тина не обратила на это никакого внимания. Ее ужасно волновало прикосновение пальцев Азарцева к ее плечам и спине. А он действительно изо всех сил пытался освободить ее от плена платья.

И вдруг замок "молнии" поддался. Край ткани выскочил из него и освободил путь. Платье сползло.

– Я вас поздравляю! – засмеялся Азарцев. Тина повернулась и оказалась в его руках. Ей стало так по-детски весело и хорошо, как давно уже не было. Она запрокинула голову и засмеялась. Она хохотала и хохотала и поэтому не слышала, как в замочной скважине повернулся ключ, дверь распахнулась, и на пороге показался ее собственный сын в обнимку с какой-то девушкой. Последовала немая сцена.

– Ты почему не на занятиях? – сразу перестав хохотать, строгим голосом спросила Тина, натягивая платье, ревниво поглядывая на девушку и застегивая застежку на спине (теперь уже свободно). – Ты собираешься в институт поступать или нет? Вот я все отцу расскажу, как ты на занятия ходишь!

– Может быть, ты меня познакомишь? – противно ехидным голосом спросил сын, и тут Тина поняла, что виденная подростками сцена может быть истолкована ими по-своему.

– Это мой сын, Алексей. А это доктор Азарцев, – сказала Тина. – Мы сейчас с ним едем осматривать его новую клинику.

Азарцев протянул мальчику руку, тот пожал ее с какой-то наглой усмешкой:

– Как приятно познакомиться с мамиными коллегами!

– Суп и котлеты в холодильнике! – выходя из квартиры, успела сказать Тина и услышала в ответ:

– Спасибо заботливой мамочке!

– Переходный возраст, – заметила она.

– Мне это знакомо, – ответил Азарцев.

И только спускаясь по лестнице, Тина вспомнила и про смятую, незаправленную постель, и про пальто, валявшееся на полу в коридоре, пока его не поднял Азарцев, и про свой смех в его объятиях.

"Да. Пожалуй, мне трудно будет это объяснить Алеше", – подумала Тина. Про мужа она почему-то даже не вспомнила. Теперь надо хотя бы на время об этом столкновении с сыном забыть и следовать намеченной программе. Если она сейчас вернется домой, это будет выглядеть как извинение. А извиняться на самом деле не за что. И вообще, каким это образом сын вместо занятий оказался дома, да еще и с незнакомой девчонкой? Наверное, нужно проверить, ходит ли он вообще на эти занятия. Может быть, гуляет по улицам, если она дома, или сидит в квартире в то время, когда ее нет? А все муж с разговорами, что возьмет его работать к себе на фирму. Сам-то он сначала институт окончил, а потом фирму создал! Как надоело играть роль семейного цербера! Но делать нечего – придется разобраться и вправить мозги. Хотя бы одному, если не удастся обоим.

С этими мыслями Тина храбро перекинула сумку через плечо и как можно изящнее опустилась на переднее сидение в машине Азарцева. Тот бережно закрыл за ней дверцу.

– Дело уголовное я возбуждать не буду. Фактов маловато. Девочка пока жива, а с телесными повреждениями можно будет разобраться потом, – сказал следователь Чистякову, прощаясь с ним за руку в коридоре отделения. – К тому же родителей нет, жаловаться некому. Что там у них было на этой вечеринке, точно никто не знает. Друзья и знакомые будут запираться, друг друга выгораживать, отнекиваться по принципу «я ничего не знаю». Потом начнутся визиты родителей. Но за то, что рассказали про нее, спасибо, хоть буду в курсе. Если вопрос всплывет – доложу начальству. Счастливо оставаться! – Следователь направился к выходу.

– Но вы же понимаете, что самой себе трудно нанести такие повреждения.

– Я все понимаю, но огород городить пока не буду. Хрен их знает, что у них там вышло. Официального заявления мне ни от кого не поступало.

– Так от кого оно могло бы поступить? Потерпевшая в больнице без сознания, и мать, похоже, единственная родственница, тоже в больнице.

– Валерий Павлович, – устало, но терпеливо сказал следователь, – у тебя свои заморочки, у меня свои. Я же не учу тебя, как лечить больных!

– Девочку жалко! – засопел Чистяков.

– Да мне всех жалко, – проговорил следователь, – так что с того?

Чистяков только пожал плечами. Следователь направился к двери.

– А с кавказцем-то хоть что будет? – вдогонку крикнул Валерий Павлович. – Вы бы хоть посмотрели, кто у вас в розыске. Он ведь явно не тот, за кого себя выдает.

– Да толку мало! Он молчит и будет молчать. Знает, конечно, зараза, кто и за что его подстрелил, но, естественно, боится сказать. Наверняка думает сделать ноги, как только чуть-чуть оклемается.